Еще один рассказ

ПЕСЕНКА.




Они встретились у памятника Пушкину, там, где и положено встречаться всем Московским влюбленным. И не важно, что встреча их была случайной, что до этого они знакомы были много лет, но уже лет шесть не виделись, что она была просто подругой его бывшей жены. Неважно было и то, что ему надо было на Маяковку, а ей - на Камергерский.
Они просто спустились в подземный переход, она взяла его под руку («Откуда она знает, что я люблю, чтобы женщина со мною шла под руку?» - подумал он.) и, минуя «Макдональдс» пошли по бульвару. Говорить им обоим было не о чем, хотя у них было довольно много общих знакомых, но было совсем не интересно обсуждать их, а то о чем было интересно говорить, было слишком важным для слов.
Поэтому они, не спеша, шли молча, почти не глядя друг на друга. Она сплела свои пальцы с его и таким образом, они, уже через совсем короткое время, шли не под руку, но это почему-то его совсем не раздражало.
У памятника Есенину она вдруг остановилась, посмотрела на бронзового поэта и улыбнулась.
- Я когда вижу Есенина или стихи его читаю, всегда вспоминаю тебя. – сказала она.
- Почему?
- Он такой же нежный, как ты…
- Откуда ты знаешь, какой я, ведь мы с тобой никогда не были вместе?
- Знаю и все. – ответила она.
Они, опять не спеша, пошли дальше, миновали писающего Тимирязева, свернули, не сговариваясь, на Малую Никитскую, затем практически сразу - на Сиридоновку. Тихонько падал снег такой красивый, как будто его только что придумал гениальный художник. У памятника Блоку они опять остановились.
- А у меня та же история с Блоком. – сказал он то ли серьезно, то ли чтобы подразнить ее.
- Какая?
- Я тебя вспоминаю…
- Почему?
- Не знаю.
- А все же?
- Может потому, что он был такой же странный как ты?
- Ты надо мной смеешься?
Он промолчал, только крепче сжал ее руку. Они прошли дальше по Спиридоновке, мимо Патриарших свернули на Малую Бронную, и по ней вышли на Садовое.
- Сколько у тебя детей? – спросил он.
- Двое.
- Они смешные?
- Очень. Хотя старший уже почти взрослый – десять лет все-таки. А ты один?
- Один.
Они опять замолчали, молча прошли мимо Маяковского, повернули направо, на Тверскую. Когда они проходили мимо театра Станиславского, он почему-то рассказал ей, что сюда, больше тридцати лет назад, он пришел впервые сам, без мамы, без класса - один. Она ничего не сказала, молча погладила его руку.
Остановились на Пушкинской. Все их путешествие, как они не старались тянуть время, заняло только пятьдесят минут.
- Смотри, - вдруг сказала она. - Пушкина зовут Александр Сергеевич?
- Да, вроде. – ему понравилось, что она сказала «зовут», а не «звали».
- Есенина – Сергей Александрович?
- Вне всякого сомнения.
- А Блока - Александр Александрович?
- И это – правда
- Получается, что Есенин и Блок – дети Пушкина. Или они все друг другу отцы и сыновья: Есенин – отец Пушкина, Пушкин – отец Блока, а Блок – Есенина.
- А Маяковский?
- Маяковский – выпадает… – она заплакала.
Он сделал к ней шаг, взял ее лицо в свои ладони и языком собрал слезы с глаз, ощущая кончиками пальцев, как пульсирует кровь в ее теле.
- Ну вот, я же правду говорила, что ты - очень нежный.
И она заспешила на Камергерский, а он – двинулся на Маяковку. И на всю жизнь запомнил ощущение в кончиках пальцев и иногда смотрел на них, как на друзей-заговорщиков и разговаривал с ними.

*********************