ЛЕС


Пора было возвращаться. Витька сидел на старом поваленном дереве на краю опушки и смотрел на лес. Тихо. Лес был стар настолько, что уже не ощущал своей старости и одиночества. У него был один партнер – небо. Далекое, как сестра в далеком городе, с которой давно не общаются и даже не переписываются, а лишь молчаливо помнят и в этом молчании - тепло.
Небо и лес. Все остальное: следы человеческой жизни, мелочи, случайные вещи – лес, даже не замечая этого, просто поглощал или превращал в себя. Остатки пищи шли на корм его жителям, случайный ботинок уже давно выглядел как старый ссохшийся корень, а потертые Витькины джинсы сквозь листву смотрелись цветами, ярко-синими и веселыми.
Здесь у опушки лес был сухой, хвойный. А дальше в низине становился густым и чужим. Витька больше любил этот, хвойный. Здесь были грибы, но дело не в грибах. Колоннада сосен, гладкие полы мхов были старинным, странным залом с зелеными люстрами крон и органом ветра.
«Конечно, храм, какая тут к черту мастерская…» – подумал Витька и глянул в другую сторону, отыскивая глазами мать. Ее белую косынку он увидел сразу. Мать шла по краю опушки, собирая грибы. Витька смотрел на нее. Лес был ей свой, хотя бывала она теперь здесь редко, только летом, когда снимала дачу. Лет тридцать пять, как она вышла замуж и уехала отсюда, но кровь звала ее назад и они с Витькой бывали здесь часто. Отец давно умер.

- Смотри, Вить, это медуница… Когда-то по латыни помнила… - мать держала в руках блеклый цветок. – Она вкусная, когда цветет, и запах… - она восторженно покрутила головой.

Витька улыбнулся:
- Уже запомнил, с прошлого раза. Садись, отдохни и назад тронемся … - он достал «Беломор», щелчком выбил папиросу. Размял ее…
- Все куришь.. Здоровья-то не жалко? – мать вздохнула, садясь рядом.
- Ма, я же говорил, как почувствую, что вредно, так и брошу…
- Может, тебе силы воли не хватает? Давай акупунктуру попробуем, у меня есть знакомая…
- Спасибо, ма… Я сам брошу, когда решу…
- Ну как знаешь… - мать отвернулась, обиделась.
Помолчали. Но ссориться ей не хотелось: Витька приезжал не часто.
- Устал?
- Не-а, в лесу хорошо…
- Я поговорить с тобой хотела…
- Ма, я же просил, не надо, я сам разберусь…
- И все-таки, хоть ты уже взрослый, послушай, что тебе старшие говорят: бери Анюту и переезжай ко мне… Хочешь в проходную, хочешь в дальнюю.. Нечего тебе там делать в чужом доме… Уже месяц, как она…
- Не надо, я прошу…
- Все надеешься – вернется?
Витька смял папиросу, затоптал огонек сапогом и встал:
- Пойдем…
- Ну, как знаешь... К тебе по-хорошему…
Витька молчал, тщательно вытирал сапог о траву
- Так, нам сюда. Правильно я говорю,Вить?…
- Если сюда, ма, мы к утру к Москве выйдем… Нам налево…
- Что ты все время со мной споришь? Я всегда отсюда в эту сторону иду.
- Ну, ладно… Давай поэкспериментируем… Сюда, говоришь? Пошли…

Они тронулись...
У матери была странная особенность: она отлично чувствовала лес, но совершенно в нем не ориентировалась. Однако упорно считала, что знает дорогу…

- Вить, ты смотри, я, может, ошибаюсь... Знаешь ведь, я путаюсь…
- Не-не, пойдем…

Лес расступился и сомкнулся за их спиной. Хвойник перешел в осинник, густой подлесок мешал идти… Вдалеке послышались выстрелы.

- Стреляют. Мне Елена Васильевна, хозяйка моя, говорила: на той неделе двое детей тут заблудились и пропали…
- Мы не дети…
- Одиноко мне, Вить, в пустой квартире… По Анютке я соскучилась…

Выстрелы приближались к ним.
« А может мы к ним?» – равнодушно подумал Витька, продолжая идти. Лес давно уже перестал быть похожим на залу: перекрученные серые ветви, сгнившие стволы, под ногами хлюпает…

- Если я уеду, ма, значит – все, конец, пойми меня…
- Но ведь это чужие люди, как ты можешь?
- Они Анюте такие же бабушка и дедушка, как и ты…

Лес опять расступился и они вышли на 50 метров левее учебного полигона, не огороженного только потому, что он был в самой чащобе и никому не приходило в голову, что к нему можно выйти лесом. Молоденький лейтенантик весь посерел, когда увидел их выходящими под пули.
Стреляли-то боевыми…