ДОЖДЬ СКОРО...

- Мне нужно с тобой поговорить...
Я приподнимаюсь на песке и оглядываюсь. Пляж переполнен. Наташка лежит рядом, огромные итальянские очки закрывают почти все лицо. С востока медленно наползает огромная черная туча. Уже неделю она медленно движется из-за горизонта и на нее никто не хочет обращать внимание. Жарко.
- Мне нужно с тобой поговорить...
Неподалеку прямо на песке лежит женщина. Талию свою она, видимо, подарила троим детям, которые у самой кромки воды строят замки. Из песка. Белобрысый, самый маленький из них, подбирается к матери и трогает ее за плечо. Она поднимает голову и что-то сердито говорит. Малыш понуро плетется к замкам.
- Ты не хочешь со мной разговаривать?
Загорелые тела сливаются с песком и становятся волнами его. Первая от меня волна – Наташка. Бесконечная полоса песка. Ни деревца. Здесь явно было русло реки, теперь вода отступила и остался выжженный солнцем пляж. Повсюду на песке попадаются рыбьи хребты – то ли остатки пиршества отдыхающих, то ли следы агонии реки...
- Почему ты молчишь?
Иногда сквозь нависший зной долетают мерные звуки: насосная качает воду на поля. Наша насосная... моя насосная... Может быть, из хребтов на полях будут выращивать золотых рыбок? Тогда одна рыбка, чур, моя...
- Ты ведь давно знал, что это должно случиться...
Посреди пляжа форпостами цивилизации торчат две синенькие кабинки для переодевания. В одной – симпатичная девушка. Кабинки развалились еще до того, как их сюда поставили; девушка знает, что сквозь щели ее видно всю и взгляд ее, обращенный к реке, отрешен и пуст. Желтое и синее, золото, оправленное в сапфир... Мужчина слева впился взглядом в кабинку, рот его полуоткрыт. Девушка смотрит на реку, две белые полосы ее тела, ягоды ее сосков не принадлежат ей, их растаскивает мужское население пляжа...
- Каждому из нас нужно в какой-то момент решиться, сделать выбор...
Туча вроде еще приблизилась. Женщина без талии никак не заставит себя читать. Названия книги не видно, но по обложке узнаю – «Комплексная мелиорация». Я вижу, как мужественно дама отдирает свой взгляд от стоящих, сидящих, лежащих мужчин и опять утыкается в книгу, но... Она смотрит на мужчин, мужчины на девушку в кабинке, девушка на реку.
Я встаю и иду к воде.
- Ты всегда уходишь от серьезного разговора...
Хотел бы я посмотреть, как она будет переодеваться в дырявой кабинке, если меня не будет рядом...
Вода теплая, она едва доходит мне до щиколоток. В детстве, когда я не знал, что такое щиколотки, вода всегда и сразу доходила до колен. В детстве… Говорят, ранняя, детская влюбленность – признак гениальности. Если так, то я – гений, впрочем, других доказательств что-то не видно. Но влюблен я был всегда, сколько себя помню. Меня догоняет голос женщины без талии:
- Вы не видели моих детей? Трое с резиновыми кругами? Только отвернешься, их уже черти унесли... – она стоит по щиколотку в воде, как и я, только ближе к берегу.
...В детстве мы с Ленкой Клинковой бегали в кусты показывать друг другу «глупости». Галку Селиванову из старшей группы – мне было тогда шесть лет и я был готов носить ее на руках – я недавно встретил в электричке. Красивая женщина стала, вкус у меня был уже тогда. Не подошел, а она не узнала...
Я отдалился от берега уже метров на двадцать, а вода едва-едва достает колени. Гул насосной над рекой слышнее, он перекрывает гомон и писк на берегу. Туча движется все быстрее и быстрее...
... Отчаянные драки со Светкой Александровой в третьем и четвертом классе... Господи, как я ее любил. Однажды я нашел на полу мельхиоровый серпик – она носила его в волосах – и перед сном целовал его, лежа в постели. Через неделю я узнал, что она подарила его Ольке Потаповой. И выбросил без сожаления... Вода, наконец, добирается до края плавок.
... В Ольку я был влюблен позднее: в седьмом и восьмом. Откуда ей было знать, что среди множества рук, тискавших ее в раздевалке, были и мои, влюбленные... Она как-то очень быстро созрела тогда и стала объектом усиленного мужского внимания... Я оглядываюсь на берег. Девушки в кабинке уже нет, возвышается массивная голова и шея многопудовой тетки. Бедные зрители: после Бриджит Бардо – мадам Грицацуева. Хотя есть же любители и на таких женщин. Я к ним никогда не принадлежал. Однажды, уже после школы, я был влюблен в чудесную девушку с чудовищной фамилией: Жирнова. Она меня не замечала, от нее осталась только фраза: «Прежде чем задать вопрос, подумай: можешь ли ты сам на него ответить, могу ли я на него ответить и нужен ли тебе ответ на этот вопрос?»
Вода дошла до пояса, но я не плыву: я знаю, «по пояс» будет еще метров десять. Река здесь делает поворот и по-настоящему глубоко только у того берега, да и течение там сильное... На четвертом курсе я встретил Наташку. Мы живем вместе уже пять лет и ничего хорошего из этого не получается. Я знаю, у нее были интрижки и сейчас, когда я уезжаю в Москву, у нас, по-моему, кто-то ночует. А неделю назад и я познакомился с одной девушкой... Ничего у нас не было, но она хорошо смотрит на меня и я не знаю...
Вода, наконец, по грудь, и я плыву... Доплыву до буя и вернусь... На том берегу течение очень сильное и глубоко... Она приехала с проектировщиками – расширять и модернизировать насосную. Будем сеять рыбьи хребты в более широком масштабе... Я поднимаю голову: небо надо мной – черное... Надо спешить обратно. И я спешу. Плыть невозможно – слишком мелко, идти – слишком глубоко... Быстрей, быстрей, но как...
Женщина все стоит в воде:
- Вы не видели моих детей?
Наташки на пляже нет, под джинсами лежит записка: «Прощай. Я устала. Надо хоть раз в жизни быть честными, милый...» Я бреду к кабинке.
Бесконечный песок сменяется травой, туча уже везде – впереди, сверху, сзади - но дождя еще нет. Ох и ливанет... Меня догоняет женщина без талии.
- Ну что, нашли своих детей?
- Каких детей? – отвечает она, - Я незамужняя... Откуда у меня дети?
И дождь...